Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга четвёртая - Владимир Броудо

Часто бывали в гостях и у сестры Риммы. Благо, что жили в одном дворе, в 200-х метрах друг от друга. У Риммы познакомились с Лисовскими. Они жили на одной лестничной площадке с ней. Михаил Лисовский был талантливым художником. Ему прочили большое будущее. Помимо прочего он удачно рисовал шаржи, которые пользовались большим успехом и спросом. Его жена Грета преподавала в художественном училище. У них были три девочки: старшая Таня, чуть старше Оли, и двойняшки: Ира и Маша. В нашу бытность в Минске, в конце 1970 года, в семье Лисовских случилось горе. Внезапно заболел и в возрасте 39 лет скончался Михаил. Семье стало нелегко. Но мужественная Грета, с достоинством пронесла свой крест. Вырастила замечательных дочерей, дала им хорошее образование. На семье Лисовских остановился особо, так как с Гретой, этим замечательным, чутким, благородным человеком мы подружились и поддерживали тесную связь до конца её дней в 2014 году. Стала она для нас родным человеком, эталоном совести, чести и терпения.

Всей семьёй собирались у тёти Ии, папиной родной сестры. У них встречались с детства знакомой большой семьёй Шелегов, родственников дяди Коли, мужа тёти Ии. Это его сестра Ольга с мужем Григорием, младший брат Владимир с женой Галей и сыновьями Олегом и Игорем, младшая сестра Нина с мужем Иосифом и двумя сыновьями Николаем и Андреем.

Всегда эти встречи проходили весело, непринуждённо. Все мужики любили выпить, спеть залихватскую песню. Дядя Гриша, в семье его называли хохол, всегда заводил свою любимую песню «Распрягайте хлопцы кони, да лягайте почивать…».

Собирались и моей тёщи Степаниды Адамовны. К ней по этим случаям приходил с женой или один старший сводный брат Ларисы, Иван. Запомнилась поездка к тёте Паше, сестре Степаниды Адамовны, в Цнянку. По случаю троицы, на опушке леса, была собрана большая, весёлая компания.

Но самые интересные встречи были у тёти Веры, папиной двоюродной сестры, в Радошковичах. Здесь собирались не только Власовы и Шелеги. Часто в нашей компании были тётя Катя и дядя Петя Пузыревские. Пётр Пузыревский был троюродным братом тёти Веры по отцовской линии. Иногда здесь мы встречались с родным братом тёти Веры Андреем, приезжающим из Чехословакии и двоюродной её сестрой и папы тётей Лёлей (Еленой), приезжающей из Польши. Бывал в Радошковичах и дядя Андрей с женой Валей из Красноярска.

Когда собирались в Радошковичах, то часть минчан я вёз на «Запорожце». Остальные ехали электричкой до Вязынки (9км от Радошкович). Я ездил к ним навстречу и привозил к месту сбора.

Ездили в Радошковичи не только на встречи. Иногда, во время отпуска, я со своей семьёй отдыхал у тёти Веры. Кроме того, чтобы был повод ездить в Радошковичи, родители «арендовали» у тёти Веры грядку. На ней сажался щавель, который консервировался на зиму.

Не забывал я и маминых родственников. Регулярно бывал у маминой родной сестры Лиды. Встречались с тётей Ниной Бушило, с троюродной сестрой Юзей.

«Запорожец»

Большой отдушиной для деятельного и неугомонного отца были полученная им, инвалидом войны, машина «Запорожец» и гараж для неё. Гараж располагался рядом с домом. Когда сносили родительский дом и отцовский гараж, то отцу подобрали квартиру рядом с гаражным кооперативом. Отец ходил в него как на работу. В нём всегда находилась для него занятия. Здесь он конструировал незатейливую мебель, что-то паял из жести для себя или друзей по гаражу. До сих пор (2015 г.) наш дачный телевизор стоит на столике, сделанном им.

К Игорю Павловичу в гаражном кооперативе относились с большим уважением. Это распространялось и на меня, его сына. Хотя я имел водительские права, но опыта эксплуатации того же «Запорожца» у меня не было. Поддерживать нашу машину в постоянной готовности помогали папины друзья по гаражу. Они же, за копейки, обеспечивали отца левым бензином (1 рубль за 20-литровую канистру 72-го бензина. Тогда машины ездили на таком бензине. 76-й бензин только появлялся).

Не забывали отца приглашать в свои компании, выпить по случаю окончания рабочего дня положенные 100 грамм. Этим недовольна была мама. Сама не пьющая, она ревниво относилась к выпивкам отца и его походам в гараж.

«Запорожец» использовался в полную силу. Отец имел водительские права. Для их получения он был определён на специальные курсы в профилакторий. Но ездить самостоятельно отец боялся. Первое время машину водил только я. Сестра Римма, заметив такую несправедливость, мобилизовала мужа Николая пройти курс обучения и сдать на права.

Постоянно ездили с отцом на рыбалку, в Радошковичи, на дачу к Серёже, в пионерский лагерь к Ольге и даже на озеро Нарочь, расположенное в 160 км от Минска. За год наезжали более 10000 км.

На Нарочи каждое лето отдыхала сестра Римма с семьёй. У её предприятия связи на Нарочи был домик, с комнатами и небольшой отдельной кухней с газом и прочими бытовыми удобствами. Эти комнаты по очереди могли занимать семьи работников. Мы приезжали с отцом к Римме на пару дней. При этом отец спал в «Запорожце», а я с Серёжей более цивильно, на полу в комнате. Озеро красивое, вода чистая, но холодная. Купаться в нём не доставляло большого удовольствия, тем более, чтобы в него зайти и по-настоящему поплавать, нужно было преодолеть не менее 50—100 метров мелководья.

Приезжал на Нарочь с вяленым лещом или воблой. В те годы это был большой дефицит, доставаемый по большому блату. Этот блат у меня был в лице друга детства, торгового работника Гарика Шевелевича.

С лещом мы с Николаем шли в местный пивной бар. Так как вяленая рыба, запах от неё вызывали у окружающих косые взгляды и слюнки, то мы ею щедро делились. Пиво было тогда натуральное, пилось легко, с большим удовольствием. За вечер, за разговорами, выпивали с Николаем по 3—4 кружки.

…

В начале 60-х годов часто ездили с отцом на рыбалку на Заславское водохранилище, где немерено ловили ерша. В эти годы туда не ездили, не было уже соседа с лодкой, которую мы могли арендовать. Ездили на карьеры у Сёмкового Городка или на сажалку у Заславля. Так же рыбачили с отцом и в Радошковичах. Ловили исключительно карасей.

Отец ловил удочкой, а я, в основном, бучами. Но пока бучи стояли в воде, вовлекая приманкой в себя рыбу, я развлекался удочкой. Рыбак я, по сравнению с отцом, был неважный. Не было у меня чувства. Рыбу подсекал то рано, то слишком поздно.

В Сёмков Городок иногда приезжали рыбачить с ночёвкой. Помню, однажды, всю нашу рыбу, наловленную вечером, утащили лиса или деревенские собаки. Было очень обидно. Впредь были осмотрительными, не оставляли наловленную рыбу где попало.

Однажды возил на «Запорожце», приехавших из Польши тётю Лёлю (Елену Власову-Кунцевич) и дядю Адю (Андрея Снитко), приехавшего из Чехословакии. Дядя Адя попросил меня провести их из Минска в Радошковичи той дорогой, которой они шестьдесят лет тому назад ездили на лошади с отцом. Мы поехали. Дядя Адя вспоминал места, через которые они проезжали. Наконец, он попросил остановиться на бугорке, где они всегда останавливались с отцом для отдыха. Я на этом месте сделал памятный снимок.

По осени наш «Запорожец направлялся в лес за грибами. Всем руководил шурин, Николай Гирилович. Он вёз нас с отцом, к себе на родину, в Дальву, где провёл детство, где знал каждый кустик и грибные места.

Коля был настоящим грибником. Он видел не только те грибы, которые на полметра выступают над землёй, но, в первую очередь, те, которые своей шляпкой только приподнимают подстилку, желая выбраться наружу. При этом, по лесу он не ходил, а бегал, зная, где может быть грибница. Так он бегал от грибницы к грибнице и щёлкал молоденькие боровички. Я же ходил по лесу, собирая те же боровики или моховики, которые значительно вылезли наружу. За день Николай сшибал 200 и более боровичков. У нас с отцом в основном были моховики. Когда в конце «грибалки» мы все собирались, Николай удивлялся нашей с отцом нерасторопности и, из жалости, привозил нас к молоденькому сосняку, где сплошным ковром росли маслята. Я, практически по-пластунски, пробирался сквозь колючие ветки и за минуты набирал полные корзины маслят для себя и отца. Дома от молодой жены я получал за эти маслята выволочку. Естественно, у неё была определённая, человеческая зависть, что у Николая одни боровички, а у меня в основном сопливые маслята. Сегодня (2014 г.) об этих маслятах можно только мечтать, какие они сладенькие и вкусные.

В июне 1970 года папы не стало. Ушёл он из жизни в 62 года. С одной стороны, потерял здоровье на войне, перенеся три сложнейших операции. Во-вторых, вёл нездоровый образ жизни. Очень сильно курил. Причём, долгое время курил махорку, которую заворачивал в газетный листок. Получалась цигарка в палец толщиной. Затем курил не менее токсичные папиросы «Прибой». Сказались на его здоровье испарения от соляной кислоты и оловянно-свинцовой смеси, возникающие при пайке им жестяных изделий в 40—50-е годы. Заключительным аккордом стал ремонт в 1969 году квартиры. Отец покрыл пол польским, неприятно пахнущим лаком, и остался в этой вони ночевать. Вскоре началась у него онкология. Отец после этого потерял голос и прожил только год. А я осиротел. Не было мне уже с кем так интересно ездить на рыбалку и по грибы.